shved, 54 - 3 августа 2007 22:55

Аутсайдеры № 4, 5, 6
Двое были друзьями, а третьего они нашли за бочкой с селедкой в вонючем, но очень солнечном Зурбагане (бывший Марсель). Вытащив третьего на свет божий из-за бочки, где он скрывался от неприятностей, двое тут же обеспечили ему оные, то есть методично и долго били его ногами, стараясь не попадать по ушам. Потому что, как изъяснился Дэн, на хрен нам сдался еще один глухой в мире, где четверть глухие, четверть слепые, а у половины псориаз с поносом. Казик прижимал к груди обглоданную селедку и, постанывая, ждал окончания экзекуций. Он уже знал из своего двадцатитрехлетнего опыта, что все рано или поздно кончается. Не так, так этак. Не мытьем, так катаньем, об этом он и думал, когда друзья, утомившись, столкнули его в воду, пообещав вернуться, и, будучи людьми дела, вернулись, как раз к тому времени, когда Казик, задыхаясь и плюя, вылез на теплые золотистые доски из мутной смертно-кислой воды. Селедку он потерял. И, в общем, неудивительно, что он так быстро согласился на ультиматум, присоединиться к компании Дэна и Ленички или еще побарахтаться в воде, на которой уже сходилась веселенькая нефтяная пленка и отбросы, потревоженные Казиком, уже заняли свои места, нет, спасибо, во рту и так какая-то гадость, вырвет, наверно. И вырвало.
II
Утром, часы не считали уже около 5 лет, после Шанхайского соглашения, Леничка, Дэн и Казик ехали на крыше длинного черного, полуобгоревшего поезда. Леничка, весь в татуировках, жарил спину, чесался, щурился через очки. Разговаривал он мало, но был улыбчив. Типичный интеллигент, ну знаете, такие, с фашистскими ботинками и нерабочими, нежными руками. 2 года назад Леничка заметил в одном баре в Питербурге: Я вас заставлю всех любить. Заставил. Потом в городе ввели военное положение, потом осадное, а потом съели всех крыс. Леничка улыбался и говорил о неподготовленности умов, специфике климата и отличном качестве местных пирожков. Уходя из осадного города, он встретил Дэна, напоследок они грабанули Русский музей, пристукнув пять старушек-смотрительниц. Из полотен не взяли ничего, ибо вышла дискуссия. Леничка реализм не любил, а Дэн не знал, что это такое. Унесли тяжелую бронзовую голую женщину с кувшином и изумленным выражением лица и после неоднократно использовали ее, оглушая благонадежных и неблагонадежных граждан по голове, а по чему же еще? Положение обязывает, говорил Дэн. Мы не быдло какое, что такое культура, понимаем. Дэн, по его утверждению, был из Западной Дакоты, но она у него находилась где-то в Австралии, он Леничке показывал на карте и Леничка благоразумно смолчал. Где те карты-то. В половине стран география из-за постоянно дрейфующих материков объявлена лженаукой. И жгли карты публично на площади, дескать, чтоб мы не смущались, и не все ли равно, где тебе жить и в какое небо пялиться. «Ну скажите же мне откровенно и я послушаю, неужели действительно раньше была разница – и языки, и особенности национального сознания» – сказал Дэн. «Что?» – спросил Казик, «а, да. Я вот, например, в прежнее время считался бы поляком». «Это что, как еврей?» – спросил Леничка. «Почти, их тоже много поубивали». «Кого, евреев?» «Поляков». Помолчали, солнце поднималось. Компания на него щурилась. Казик размазывал грязь по лицу. «Вообще, раньше много нечисти водилось», - заметил Дэн, - «эльфы там, феи, колдуны всякие. Слышал?» Казик жалобно шмыгнул носом. «Ну у нас водились», осторожно сказал он, - «я тоже вот…» «Чего ты-то?» – спросил Леничка. «Я умею», - Казик запнулся, «ну выживать умею, везде», он смутился и прикрыл голову. «Ладно, дерьмо, не бойся», - после некоторого раздумья сказал Дэн, «мы тут все уж который год колдуны. Не бойся, говорю. На твою селедку, я тебе вчера купил, ну вместо той, помнишь?»

• 
• 
•